Инкогнито из Красноярска, или 4-й приезд Виктора Астафьева в Игарку

Говорят, точность – вежливость королей. Но и для журналистов она – главное, неотъемлемое качество. Вот опубликовали, например, выступление Виктора Астафьева в 1989 году: «…Я года три-четыре назад был здесь, прилетал весной в апреле…», и должен читатель этому факту верить, тем более, что личность писателя – значимая.

Когда в газетную заметку вкрадывается какая-то ошибка, грамматическая, либо фактическая, редакция может дать поправку: так, мол, и так, ошиблись. В 1989 году такой поправки не было.

Однако тщательно пролистав подшивки газеты «Коммунист Заполярья» за 1985 и 1986 годы, следов пребывания Астафьева в Игарке, увы, я не обнаружила.

А ведь я помню, помню еще одну встречу, скорее, «секретную», «закрытую», не для широкого круга читателей. Она проходила в кабинете политического просвещения городского комитета партии, что располагался в небольшом угловом зале на первом этаже, где сейчас помещения городского Совета и городского финансового управления в поделенных и отгороженных некогда помещениях. Попала я на нее, поскольку работала в том же заведении, о котором немодно сейчас упоминать, инструктором организационного отдела.

Виктор Петрович был весел и не в меру откровенен, будто находился в кругу очень близких ему людей, и это было действительно так. Он начал свое выступление с фразы: «Если кто-то думает, что слово «писатель» произошло от глагола «писать» (он сделал ударение на первом слоге), то глубоко ошибается. Писательство тяжкий, изнурительный труд».

Вот, видимо, тогда отдохнуть от творческого процесса, набраться новых сил, впечатлений, замыслов и образов героев и пригласил Виктора Петровича Астафьева в Игарку, ставший ему другом на долгие годы, Виктор Карпович Сергейкин. Пригласил по весне, в апреле, когда яркое ослепительное солнце в Заполярье дарит шоколадный загар, и все, кто возвращается в город с реки, отмечены красно-коричневым цветом лица и кистей рук. Все остальное не каждый смельчак рискнет обнажить и подставить обжигающим солнечным лучам на снегу, который еще и не думает таять.

Весна придет на Север лишь в середине июня. Конец же апреля и самое начало мая привлекательны тем, что на Енисее в районе Полоя начинается ход на нерест уникальной маленькой рыбешки корюшки, или, как ее называют игарчане, зубатки. Рыбки, небольшие по размеру, 15–20 сантиметров, ловятся на закидушки. При хорошем клеве рыбак может выловить до 100 и более особей, как кому повезет. Занесенная в помещение с мороза, оттаивая, зубатка издает запах свежего огурца, чем приводит в неописуемый восторг северян как малых, так и больших, изголодавшихся от недостатка витаминов полярной зимой.

Сегодня у некоторых рыбаков есть снегоходы «Буран», и достичь места клева зубатки не представляет большого труда. В семидесятые-восьмидесятые годы счастливчиков доставляли к месту лова на вертолетах. Естественно полететь могли только vip-персоны, приближенные к руководству местной авиации.

Кроме авиаторов, компанию Виктору Петровичу составили руководители главного городского предприятия – лесокомбината, а Петрович захватил с собой своего красноярского приятеля скульптора Владимира Зеленова, чьи фотографии и позволили нам установить подробности четвертого приезда Астафьева в Игарку.

Заслуженный художник России Владимир Зеленов вспоминает, что летали тогда на Старую Хантайку. Дом, где остановились рыбаки, стоял на высоком берегу Енисея в устье притока. Противоположный берег в этом месте был чуть заметен, так широк и могуч Енисей в Заполярье. Принадлежал этот дом бывшему связисту и рыбаку Клавдию Шишову.

Воздушные телефонные линии шли вдоль Енисея, и даже под водой был проложен телефонный кабель, связывавший Игарку и центр строительства железнодорожной трассы, более известной как «Стройка № 503». Жили связисты, кто в одиночку, кто семьями. Естественно, что в свободное от основной работы время они занимались рыбалкой и охотой. Только увлеченный этими занятиями человек мог согласиться жить в одиночку в экстремальных северных условиях, вдали от цивилизации. Когда связисты перешли на более совершенные технологии, а железнодорожная трасса получила прозвище «Мертвой дороги», Клавдий стал рыбаком-профессионалом. Он был широко известен своим гостеприимством, к нему частенько заезжали рыбаки и охотники.

Вот и Зеленов в своих воспоминаниях пишет, что они называли Клавдия «императором».

К сожалению, судьба этого человека оказалась трагичной, он погиб в огне вместе со своими собаками при невыясненных обстоятельствах.

Встретив тогда гостей, «император» показал им свою удаль, легко преодолевая расстояния на снегоходе с двумя прицепными санями сзади.

«Пытался и нас с Астафьевым научить управлять этой оказией, – вспоминал Владимир Зеленов, – но ничего не вышло. Был апрель месяц, но в этих местах еще по-зимнему мела пурга. Мы прилетели на ход корюшки, но погода настолько испортилась, что ветром разметало все укрытия для рыбалки, приготовленные Клавдием к нашему приезду. Рыбалка не пошла, и мы довольствовались осетриной, которой нас щедро угощал хозяин.

Улетая, мы вспоминали Клавдия, игарских мужиков, и, глядя на Астафьева, я видел, что его сердце щемила тоска. Его можно было понять, он покидал берега своего детства. И закатное солнце сравнялось с енисейскими далями».

Владимир Алексеевич Зеленов, кстати, он автор памятников самому Виктору Петровичу, его дочери Ирине и жене Марии Семеновне на кладбище в Овсянке и бронзовой скульптурной композиции «Астафьевы в Овсянке», установленной в деревенской усадьбе писателя, вспоминает, что многие поездки Астафьева на Енисей, речку Виви в Эвенкии, Сым и Кию в Енисейском районе и, естественно, в Игарку не состоялись бы, «не будь рядом людей, искренне и бескорыстно любивших Виктора Петровича».

«А мне просто повезло, что он брал меня с собой», – с грустью заключает он. Добавлю к сказанному, что и нам повезло увидеть запечатленными на снимках и великого писателя, и наших земляков, кого уж и нет на этом свете.

Я напомнила бывшему директору лесокомбината Николаю Александровичу Золотухину об этой поездке. Он улыбнулся: «Мы вместе с Астафьевым не прилетали. Рыбачили неподалеку в Полое, кстати, я впервые тогда взял с собой на рыбалку сынишку Николая, он тоже на этом снимке. Хорошие вести быстро распространяются даже и в тундре. Прослышали и мы, что Астафьев у Клавдия гостит, быстро снялись с места. Грех быть рядом и не повстречаться со знаменитым земляком и удивительным рассказчиком. Сегодня, когда читаю его, вспоминаю эту встречу на Хантайке и слышу живьем его голос».

Говорят, что при прочтении прозы гениального писателя обязательно должен возникнуть эффект присутствия его рядом с тобой, звучание его живой речи.

Действительно, тем, кто имел счастье слышать Виктора Петровича, каждое прикосновение к его книгам дарит радость общения с живым рассказчиком. Только вот мало нас остается: нет уже Виктора Карповича Сергейкина, нет и Бориса Борисовича Масловского, заядлого охотника и рыбака. Он был уполномоченным «Союзлесоэкспорта» на Игарском лесокомбинате, через него шло заключение всех договоров на поставку пиломатериалов из Игарки на экспорт. А после большого пожара именно его молодая семья приютила нашу семью погорельцев. Совсем недавно ушел из жизни и Леонид Сергеевич Мартыненко, долгие годы он возглавлял педагогическое училище народов Севера, а потом был заместителем командира авиапредприятия по политико-воспитательной работе.

Из всех, кто на этом снимке, на Севере остался только Владимир Филиппович Белкин, неутомимый оптимист и любитель природы. Дозвониться до него трудно. А вот Николай Золотухин сомневается в том, что этот приезд Астафьева в Заполярье состоялся в 1985 или 1986 годах. Он называет мне 1987 год, и его аргументы кажутся мне весьма убедительными.

Со слов самого Виктора Петровича известно, что прилетал он к нам «перед тем, как писать предисловие к книге «Мы из Игарки». Оно тоже датировано 1987 годом. Тогда ошибся Астафьев? Или был на весенней рыбалке не однажды?

Местная газета для меня, живущей сегодня вдали от города, – источник, в котором нахожу документальные подтверждения ушедших в прошлое событий. Возвращаюсь вновь в краевую научную библиотеку и в зале ретропериодики в «Коммунисте Заполярья» за 25 апреля 1987 года под рубрикой «Гости нашего города» нахожу информацию под фотографией Виктора Петровича: «Спустя восемь лет Игарку посетил вновь наш земляк, писатель В. П. Астафьев».

В ней как раз и повествуется, что та самая его встреча с жителями в городском комитете партии прошла на прошлой неделе, то есть, получается, во второй декаде апреля. А вскоре мне становится известной и более точная дата его прибытия в Игарку: 15 апреля 1987 года.

Поздравляя своего коллегу, иркутского писателя Валентина Распутина с высоким званием «Герой Социалистического Труда», Виктор Петрович сетует: «У меня зима прошла даром. Почти ничего не сделал, а устал, будто охотничья собака, даже шерсть к весне (читай, волосы) лезет от усталости. Улетаю на три дня в Игарку перевести дух и кое-что поглядеть…» И добавляет: «…завтра улетаю» («Виктор Астафьев. Нет мне ответа… Эпистолярный дневник 1952–2001, Иркутск, Сапронов, 2009 г., стр. 408).

Круг поиска замкнулся. Стало ясно, после 1979 года, следующим, четвертым, стал приезд Виктора Петровича в город детства 15 апреля 1987 года. Пробыл он здесь три дня, как планировал, либо задержался подольше, большой важности, думаю, не имеет. Память об этой встрече, как видим, осталась.

Оказавшиеся с ним на реке, рыбаки слушали устные рассказы, Виктор Петрович – рассказчик удивительный, артистичный, сама не раз слышала его потом в тесной компании. Больной с детства глаз слегка прищурен, взгляд с хитринкой, широкая улыбка. Повествование изобилует мельчайшими подробностями, но фабула рассказа не ускользает. А слова, словечки, знакомые нам с детства, сибирские, ядреные, слегка уже и забытые, но воскрешенные устами писателя:

«Я ловил щук. Щука настолько отощала, что при мне одна сняла с камня кулика. Ага! Жрать-то нечего! Зазевался маленько. А она го-еп! Я говорю: «Ваши не пляшут, осиротил детей кулик…»

И он первым заразительно смеется.

Мы все тогда восхищались только что опубликованной новой повестью Астафьева «Печальный детектив». В эпоху перестройки и гласности она казалась нам откровением, новой темой, возможностью в открытую сказать о том, о чем лишь шептались в тесном кругу близких знакомых. Теперь я понимаю, что, высказавшись однажды, Астафьев не считал эту своей литературной удачей. «Последний поклон», «Пастуха и пастушку», «Оду русскому огороду» читать и вновь перечитывать последующим поколениям. Они вне времени, они совершенны, они такие же литературные шедевры, как «Капитанская дочка» Александра Пушкина, «Война и мир» Льва Толстого, «Тихий Дон» Михаила Шолохова.

Что-то для себя Астафьев тогда тоже «поглядел». Предисловие к пятому изданию книги «Мы из Игарки» получилось сочным, красочным, но увиденные апрельские городские пейзажи удручили писателя: «Вечером город совершенно пустой, да и днем не очень густо. Раньше он кишел ребятишками, все были на улице. Там и дрались мы, «полоскались». Детдомовские с городскими, с дрынами ходили, собак запрягали. Была какая-то духовность. Много читали…» («Жить достойно», газета «Коммунист Заполярья», 29 июля 1989 года).

Высказав все это на встрече с читателями в переполненном зале Дома культуры лесокомбината, писатель внезапно замолчал. А потом добавил: «Что вам еще сказать? Поблагодарить?»

Зал разразился аплодисментами. Встреча завершилась.

Записанная журналистами на магнитофон стенограмма его выступления перед читателями на этом обрывается, а прочитанная сегодня вновь невольно приводит к выводу: уже тогда, в 80-х он прозорливо предвидел начало краха великой империи. Ему уже было горько и обидно за державу. И он обвинял, обвинял нас за иные жизненные приоритеты…

А мы не поняли, разразившись аплодисментами.

Но я снова забегаю вперед.

В. ГАПЕЕНКО.

Опубликовано в газете «Игарские новости», № 90 11 октября 2014 г.